Яой - это зло. И не важно, что это зло занимает кучу гигабайт на моем компе!
Зацепил меня этот фанф, зацепил. Все то, что я люблю в одном! Собственно, почему агитировала выложить)))
25.03.2014 в 11:24
Пишет Чудо с желтыми глазами и чуткими ушами:Так, пипл, щас спокойно. Я знаю, что это вообще пипец, треш и угар, но! я не виновата. Это все Маргошенька ака Марго Ивановна, так что я тут бедная овечка тоже жертва.
А вообще, я сама не ожидала.
Название: Человек, который изменил всё
Автор: Чудо с желтыми глазами и чуткими ушами
Дисклеймер: данная работа является вымыслом и никакого отношения к реальным людям, в ней упомянутым, не имеет
Пейринг/Персонажи: Путин/Медведев, Ходорковский/Медведев
Размер: мини, 3 297 слов
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: G
Саммари: Истинная причина для ареста Ходорковского неизвестна никому. Возможно, только нескольким людям. Все остальные могут только догадываться.
От Автора: Писалось специально для РПС-битву за Russian politics.
2013 год.
Дело вовсе не в «Роснефти» или в чем-то подобном, это Ходорковский знает наверняка. Он сидит в комнате «для свиданий» и ждет обещанной встречи. Имя посетителя ему так и не назвали, хотя легкое покалывание в правом, сломанном когда-то давно, запястье напоминает о том, что что-то не так. Михаил сидит с закрытыми глазами, прислушивается к шорохам за дверью, к нечетким голосам в коридорах тюрьмы и к вою ветра за окном. Сквозь решетки ему в глаза светит белое, далекое солнце. В комнате на удивление холодно, поэтому Ходорковскому приходится спрятать ладони в рукава и прижать пальцем ноющее запястье. Он знает, кто к нему идет.
Дверь за спиной открывается со скрипом, шаркает об пол искореженным углом, а потом с громким, глухим звуком захлопывается. Есть в этой ситуации что-то драматичное, даже сюрреалистичное: его гость ступает неслышно, и Ходорковский ждет, ждет, ждет, не открывая глаз, пока чужак заговорит первым. Он слышит, как посетитель отодвигает стул, царапая бетонный пол, как садится и пододвигается ближе к краю стола, а потом осторожно складывает руки перед собой, и пуговицы на манжетах пиджака стукаются о столешницу.
И потом его гость говорит:
– Здравствуйте, Михаил Борисович.
Ходорковский открывает глаза, садится прямо, как на бизнес-встрече, и тоже складывает руки перед собой, сжимая бледные худые пальцы в замок. Смотрит прямо в глаза, говорит:
– Доброе утро, Владимир Владимирович.
Десять лет, прошедшие с их встречи, явно пошли Путину на пользу. В газетах, что ему приносили, тот больше не выглядел злым КГБшником на допросе, смотрел мягче и даже улыбался искренней. Путин смотрит на Ходорковского спокойно, его лицо не выражает ни единой эмоции, но глаза. Глаза у Президента злые, сосредоточенные, следят за каждым движением заключенного.
«Я тебя по-прежнему не боюсь», – думает Михаил и уголки его губ чуть вздрагивают в вежливой улыбке. Если бы Путин мог, он бы с огромной радостью его пристрелил – в грудь и еще контрольный, но не может. Демократия.
– И чего же вы хотите от меня, господин Президент?
Вместо ответа и объяснений, Путин просто пододвигает ему листок, который прежде лежал под его левой ладонью. Ходорковский опускает взгляд и читает. Вернее, пытается читать, потому что буковки расплываются со слов «Прошение о помиловании», а дальше вообще сплошные серые пятна.
Его сын звонил ему три дня назад, а прилетал и почти полгода назад. Павел просил, уговаривал, говорил:
– Сдайся, десять лет прошло. Нам хватит денег. У тебя же внучка растет.
Нет, вряд ли сын делал это по указанию или просьбе Кремля, но запястье начинает ныть еще сильнее. Соблазн велик, и острая подпись Путина манит его.
– А взамен что? – подозрительно спрашивает Михаил. Он не верит в добрый Кремль, добрый Кремль отобрал у него «ЮКОС» и десять лет долгой и счастливой жизни.
– Уезжай. В Германию, в США, а еще лучше в Австралию. И не смей возвращаться.
Путин говорит это, выуживая из внутреннего нагрудного кармана ручку и точным, выверенным движением кладет перед Ходорковским.
Это не знак примирения или милости. Они оба знают, что за страшное преступление совершил Ходорковский, и за такое нет слов извинений или прощения. Дело ведь не в амнистии или чем еще Путин собирается оправдать свою щедрость. Вот только у Владимира Владимировича никогда не было привычки объяснять свои решения и поступки, поэтому он вновь зло, но вежливо улыбается и поднимается.
Комната на самом деле небольшая: и пары-тройки шагов хватит, чтобы уйти. Михаил знает, что ему больше нечего терять, Путин вряд ли сможет сделать хуже, чем уже сделал. Он провожает Путина взглядом, поворачивая голову, словно камера слежения у ворот дорогих особняков.
– Десять лет, – говорит Ходорковский, заставляя Путина остановиться у самой двери. – Но оно того стоило, каждого кошмарного дня здесь и в СИЗО. Он того стоил.
Не то чтобы его слова сильно цепляют Путина, но он останавливается, оборачивается к Ходорковскому, и окидывает его презрительным взглядом.
– Ну вот скажи мне, Ходорковский, ты что, правда настолько глуп, чтобы верить, что он так беспомощен, как все думают? Думаешь, ты был бы здесь, если бы он…
Путин замолкает на середине предложения. Невысказанные слова обращаются тишиной и повисают в воздухе. Путин три раза стучит в дверь, и, прежде чем уйти, не оборачивается даже. Ходорковский смотрит на закрывшуюся металлическую дверь пустым, ничего не видящим взглядом и судорожно сжимает пальцы, вцепившись в край стола.
Май 2003 г.
Дело вовсе не в деньгах, на самом-то деле, а скорее в том, что у него пытаются отобрать его компанию, его драгоценный «ЮКОС». Он влетает в кабинет к Путину, злой, как черт, и орет:
– Какого черта вы себе позволяете?
Следом за ним в кабинет вбегает секретарь и пара человек из личной охраны Президента, которая непонятно куда смотрела до. Путин сидит за столом, но на крик даже головы не поднимает, только вскидывает глаза и возвращается к бумагам. Охранники хватают Михаила за руки, пытаются увести, но тот сопротивляется, пытается вырваться из цепких рук.
Голос Путина звучит тихо и спокойно:
– Оставьте нас.
Охранники бросают удивленный взгляд на Путина, но руки разжимают и выходят из кабинета. Ходорковский оглядывается им вслед, убеждаясь, что они ушли и поворачивается к Президенту.
– Знаете, Владимир Владимирович, – Ходорковский зло одергивает сбившийся пиджак, но изо всех сил старается говорить вежливо, – финансирование для Единой России можно было бы попросить и по-другому!
Путин поднимает голову. На его лице приклеена вежливая улыбка, но глаза у него холодные, злые.
– Мне не нужны ваши деньги, Михаил Борисович, – любезно говорит Путин.
– Тогда что вы от меня хотите? – непонимающе и немного растерянно переспрашивает бизнесмен.
– Я хочу преподать вам урок, Михаил Борисович, – Путин смотрит на него, как на неразумное дитя, и тон его становится совершенно учительский – полный терпения и заботы.
– Какой еще урок? – Ходорковский чувствует, как по спине проходит волна жара, это даже не страх, лишь его предчувствие, ожидание беды.
– Я собираюсь забрать у вас «ЮКОС», чтобы вы наконец поняли, как это неприятно, когда трогают то, что принадлежит тебе.
Под конец фразы президент даже перестает пытаться казаться дружелюбным. Он поджимает губы, смотрит на Ходорковского жестко, да и сам выпрямляется весь, расправляет плечи, словно КГБшник, спавший в нем много лет, вдруг решил проснуться. Михаил качает головой и говорит:
– Я не понимаю, о чем вы.
Он действительно еще не знает, но уже смутно догадывается, что, а вернее, кто послужил причиной этого конфликта. Разгадка ясна, но столь маловероятна, что поверить в нее куда труднее, чем догадаться. Ходорковский смотрит на Путина открыто и ждет объяснений. Вместо слов Путин хищно ухмыляется уголком губ и плавным мягким движением поворачивает к Ходорковскому ближайшую рамку с фотографией.
Только в этот момент Ходорковский вспоминает чужие слова:
«Последствия будут ужасными».
И Михаил знает, что так и будет.
2002 г.
Дело даже не в том, что ему скучно среди этих девочек без единой нотки искренности в глазах. Но и это, конечно, тоже. Платон рядом суетится, то исчезает в толпе, то вновь появляется. Михаил зевает, прикрывая рот рукой, но от друга это не укрывается.
– Что, скушно тебе среди холопов, царь-батюшка? – специально коверкая слова, спрашивает Лебедев.
– Скушно, – повторяет за ним Ходорковский
– О! – Платон тыкает его локтем в бок, – Пойдем я тебя с одной из веток власти познакомлю.
– С какой из? – Ходорковский косится на друга, но тот уже тянет его куда-то в толпу.
Они пробираются на другой конец зала, Платон по дороге за руку здоровается с несколькими знакомыми, что-то вежливо говорит и улыбается, Ходорковский же просто кивает. Он не любит заводить «полезные» знакомства, но выбора у него нет.
– И чем же он так знаменателен? – интересуется Ходорковский, пока Платон вертит головой, стараясь найти нужное лицо. Услышав вопрос, Платон оборачивается, а потом качает головой и указывает глазами наверх. Михаил поднимает глаза, а с потолка на него взирают полный набор архангелов Божьих. Миша несколько секунд не понимает, о чем говорит Лебедев, а потом зло говорит:
– Тьфу на тебя! Я чуть не решил, что он о пропуске в рай может договориться!
Платон хохочет так громко, что некоторые оборачиваются на них, но Лебедеву, кажется, наплевать.
– Было бы хорошо, конечно, но нет. Он работает в Администрации Его Величества. Но это официальная версия. А неофициальная: говорят он близко дружит с Его Величеством и может повлиять на обстановку.
Ходорковский лишь заинтересованно хмыкает.
Лебедев подтаскивает его к молодому человеку, который резко выделяется на фоне остальных внешнем видом: вместо стандартного костюма на нем темный свитер, рубашка и джинсы.
– Добрый вечер, Дмитрий Анатольевич, – Лебедев протягивает ладонь, – Вот, я вам познакомиться привел. А это мой друг, Ходорковский Михаил Борисович.
Михаил, не дожидаясь ответа, протягивает руку и поправляет друга:
– Можно просто Миша.
– Я вас знаю, – говорит Дмитрий Анатольевич, – вы глава ЮКОСа, да?
– Да-да, он самый, – улыбается Платон, – А это Дмитрий Анатольевич Медведев, первый заместитель руководителя Администрации Президента.
Тон у Лебедева столь довольный, будто это он занимает эту должность, а не просто представляет выгодного знакомого.
– Можно просто Дима, – Медведев тепло улыбается Ходорковскому, словно старому знакомому, – И вон, кстати, Волошин, – Медведев указывает куда-то за спину Ходорковского. Платон заинтересованно оглядывается, ухмыляется и мельком сообщает:
– Прошу меня извинить, – и исчезает в толпе.
Ходорковский провожает его смешком:
– Деятельный какой!
Медведев смеется. Этот смех заставляет Михаила замереть и прислушаться. Медведев смеется мягко, в уголках глаз образуются морщинки, но лицо, напротив, вдруг становится моложе. Глаза у Медведева необычные: то ли серые, то ли синие, но вокруг радужки становятся коричневыми. Медведев что-то рассказывает ему, и Ходорковский правда старается слушать, но просто не может отвести взгляд.
Они разговаривают сперва о политике, но затем переходят на отвлеченные темы: последняя прочитанная книга, любимая музыкальная группа, место, где Медведев любит проводить отпуск. Михаил спрашивает с истинным интересом, и Дмитрию, кажется, нравится подобное внимание. Через некоторое время Ходорковский не выдерживает и нагло предлагает:
– Дим, – ему все еще непривычно так обращаться к новому знакомому, – а ты не голоден? А то я приехал сюда сразу после работы и ужасно хочу есть.
Медведев опять смеется так, что у Ходорковского сердце замирает. В его постели побывало столько красавиц и красавцев, что он давно потерял счет, но не в одном из них никогда не было столько искренности.
– Я, честно говоря, только «за»!
– Здесь недалеко есть небольшой ресторанчик. Кухня там просто отличная.
Странно, но Медведев соглашается. Они действительно едут ужинать в ресторан, и просиживают там несколько часов, разговаривая. Вернее сказать, говорит в основном Медведев, а Михаил лишь старается не упустить вопросительные интонации, когда Дмитрий что-то спрашивает у него. Прежде чем он понимает что говорит, Ходорковский перебивает Дмитрия и спрашивает:
– Через несколько дней мы едем на охоту в Мурманск, не хочешь присоединиться?
– Я… даже не знаю, охота не совсем «мое».
– Я тоже не люблю охоту.
– Тогда почему едешь?
– Охоту любит Платон, а я еду посмотреть на Северное сияние. Видел когда-нибудь?
Медведев зачарованно смотрит на него и качает головой.
– Вот поэтому я предлагаю тебе съездить с нами. Это удивительное зрелище.
Медведев смотрит на него огромными глазами, которые светятся любопытством и детским интересом, и кивает.
Через четыре дня частный самолет компании «ЮКОС» переправляет их из Москвы в Мурманск, а оттуда – в небольшой городок Полярный на вертолете. И пока Платон и еще несколько высокопоставленных чиновником и богатейших людей России бегают по тайге в попытке застрелить несчастного оленя или зайчика, Михаил стоит рядом с Медведевым. Тот стоит, задрав голову, и смотрит в небо, и Северное сияние отражается у него в глазах.
Ходорковский смотрит и не может отвести взгляд.
Вечером, они долго пытаются согреться у камина, попивая дорогущий виски, и поэтому неудивительно, что Медведев быстро пьянеет. Он сидит весь сонный, мягкий, пока в один прекрасный момент почти засыпает, уложив голову на плечо Ходорковскому.
Лебедев заглядывает в гостиную с явным намереньем позвать их на очередной круг пьянки, но захлопывает рот, увидев уютно устроившихся Мишу с Димой на диване у камина. Платон ловит довольный взгляд друга, ехидно ухмыляется и исчезает, вежливо прикрывая за собой дверь.
Дыхание Медведева касается шеи Ходорковского теплом, и Михаил довольно прикрывает глаза, откидывается на спинку дивана, и, осторожно приобняв Диму, устраивается поудобнее. Медведев что-то бормочет во сне, трется щекой о чужое плечо и, кажется, окончательно засыпает.
После этих выходных они с Медведевым встречаются все чаще. Михаил зовет его то на совместные ужины, то в театр, то на футбольные или хоккейные матчи. Стоит отметить, что футбольные матчи – его любимые. Ходорковский наслаждается восторгом в глазах Дмитрия, когда команда, за которою он болеет, выигрывает.
– Подкинешь меня домой? – спрашивает Ходорковский, после одного из таких матчей.
– А что с твоей машиной? – Медведев шарит по карманам пальто в поисках ключей.
– Не завелась еще с утра, – пожимает плечами Михаил, поправляет шарф и вновь смотрит на Медведева, – так что, подвезешь?
– Да, конечно, без проблем.
Через час они подъезжают к небоскребу в центре Москвы, где у Ходорковского находится один из его любимых пентхаусов с видом на столицу.
– Поднимешься? – спрашивает Михаил ненавязчиво, прежде чем выйти. Сейчас или никогда, решает он для себя. Он не знает почему, но Медведев вдруг соглашается. Дмитрий улыбается ему, и в этой улыбке сквозит такое доверие, что у Ходорковского вдруг руки начинают дрожать, пока он достает ключи. Лифт поднимает их на самый верхний этаж, еще чуть-чуть и до звезд дотянуться можно.
– Красивая квартирка, – замечает Медведев, пока они прогуливаются по огромным комнатам.
– Я хотел, чтобы все, как в кино, было. Ну, знаешь, в американском, которое в девяностые к нам возить начали. Я еще тогда решил, что хочу такую квартиру.
Медведев смеется над этим признанием, но по-доброму, понимающе, словно сам когда-то хотел так же.
– Давай выпьем, – предлагает Ходорковский, понимая, что это единственный способ унять дрожащие колени.
– Я вроде как за рулем…
– Да, ладно! Неужели у первого заместителя Администрации Президента нет денег на такси? – смеясь спрашивает Ходорковский.
Медведев смеется и соглашается. Они пьют белое вино, Ходорковский верен своим вкусам в этом плане. Медведев рассказывает ему о строительстве особняка где-то в Подмосковье, и Ходорковский слушает знакомый голос, осознавая, что влюбился, как мальчишка, так, как человеку его положения не позволяется.
И может, дело именно в этом: в том, как его даже слегка подташнивает от волнения, как эмоции ощущаются комом в горле или щекоткой в солнечном сплетении. Он столько лет был расчетливым и бесчувственным, что сейчас, думает Ходорковский, он может себе это позволить. Михаил не решается действовать до самого последнего мига, когда Дмитрий поднимается и говорит:
– Как бы хорошо мне здесь не было, но уже поздно, и мне нужно идти.
Ходорковский кивает, отставляет бокал с вином, так и не допитым за весь вечер, и идет провожать долгожданного гостя. В гостиной Медведев останавливается, завороженный открывшимся видом ночной Москвы. И Ходорковский пользуется его замешательством. Он подходит к Дмитрию, осторожно, кончиками пальцев касается чужого запястья. Медведев поворачивает голову и смотрит на Михаила своими глубокими глазами с частоколом темных ресниц. И Михаил не выдерживает. Он наклоняется и осторожно целует Дмитрия в самый уголок губ.
– Миш… – выдыхает Медведев, но не отстраняется, что придает Ходорковскому уверенности. Теперь он обнимает Дмитрия за талию, притягивает ближе к себе и целует уже по-настоящему. Только сейчас Дима вдруг ставится осязаемым, существующим, а не далекой полудетской мечтой, до которой дотянуться вряд ли удастся. Но вот, смотри – дотянулся, смог коснуться.
Поцелуй оказывается мягкий, а сам Медведев теплым, податливым и совершенно восхитительным, как кажется Ходорковскому.
Внезапно Дмитрий отворачивается и тихо говорит:
– Нет, Миш, не надо. Нам нельзя.
– Почему? – безразлично спрашивает Михаил, увлеченный исследованием чужой кожи на вкус и запах.
– Последствия, – выдыхает Дима, – будут ужасными.
Ходорковский смеется тихо, но уверенно, целует Медведева в щеку и говорит:
– Наплевать.
И глаза у Ходорковского в этот момент светятся неподдельным счастьем.
Между ними и не было ничего кроме поцелуя, но даже этого достаточно. Ему стыдно повернуться, посмотреть в глаза человеку, чье доверия он так мерзко предал. Путин сидит у него за спиной, за столом, ждет, пока закипит чайник и молчит. Он, конечно же, знает обо всем, это же Путин, глупо предполагать иное, но продолжает молчать.
Дима не собирается оправдываться ни перед Владимиром, ни перед собой – знает, что у него нет ни единого оправдания. Просто… никто никогда не смотрел на него так, как смотрел Ходорковский: жадно, восторженно, с каким-то невообразимым счастьем. Путин никогда так на него не смотрел и не будет.
– Ну, теперь скажи мне: оно того стоило? – спрашивает Путин. В его голосе ни единой нотки злости, или ревности, или чего-то еще, что должно быть в таких случаях.
– Нет, – качает головой Дима. Он не может заставить себя посмотреть в глаза, прикусывает губу и не отводит взгляда он светлого бока электрического чайника. – С тобой всегда было лучше.
Он слышит, как Владимир поднимается со стула. Дмитрию казалось, что морально он был готов к этому с самого начала: что Путин просто встанет и уйдет, но стоит ему подумать об этом, как горло сжимает страх и паника, вот только воспротивиться его уходу Дмитрий тоже не может – заслужил.
Медведев даже немного вздрагивает, когда теплые руки ложатся ему на талию
– Извини меня, – тихо говорит Вова, – ну не умею я быть таким, как он.
– Я думал, это я должен извиняться, – улыбается Дима. Он чувствует, как руки Владимира пробираются под футболку, успокаивающе поглаживают бокам и по пояснице.
– Ты не злишься, – с удивлением констатирует Дмитрий.
– Как я могу на тебя злиться, Дим? – Путин осторожно касается губами сгиба шеи.
Медведев разворачивается, прижимается к Путину и наконец, поднимает глаза.
– Я просто не знал, что мне делать, – совсем уж по-детски оправдывается Медведев, утыкаясь носом в Вовино плечо.
– Ничего, – Путин обнимает его за талию и ласково целует в висок, – Я разберусь.
2013 г.
Ходорковский выбирается из вертолета, чувствуя за спиной злые пристальные взгляды людей в серой форме. Они и сами все серые, с невнятными плавными чертами лица, стоит отвернуться, и тут же не можешь вспомнить ни единой приметы.
– Счастливого пути, – мрачно говорит Михаилу тот, кто в этой шайке за старшего. Правда, звучит это так, что Ходорковский начинает задаваться вопросом, а нет ли в самолете бомбы. Новенькая Cessna выезжает из ангара, поблескивая беленьким крылом.
Ходорковскому потребуется немало времени, чтобы вновь привыкнуть ко всей этой роскоши после долгих лет тюрьмы. Но даже не новенький самолет привлекает его внимание.
Машина стоит у самой взлетной полосы, черная, с красивыми «правительственными» номерами. И там, прислонившись к темному металлическому боку машины, стоит человек, который изменил все.
Ходорковский на секунду замирает в раздумьях, а потом делает шаг навстречу. Медведев кутается в куртку, прячет нос в воротник знакомым жестом и прячет руки в карман.
– Здравствуй, человек, который изменил все, – Ходорковский останавливается от него на расстоянии вытянутой руки. Дорожная сумка оттягивает ему руку, поэтому Михаил опускает ее на темный асфальт.
– Привет, – отвечает Дмитрий и вскидывает на Ходорковского глаза.
Он почти не изменился за эти долгие десять лет, все те же теплые глаза и привычка смущенно улыбаться уголком губ.
– Ты изменился, – говорит Дмитрий.
– Постарел?
– Немного, – усмехается Дима, а потом серьезно говорит: – Мне жаль. Я не думал, что он будет так серьезен.
У Ходорковского слишком много есть всего, что бы он мог высказать Медведеву, но ему совершенно не хочется тратить время. Все эти десять лет, сидя в камере, он думал о том, что произошло. И самым странным было то, что он не жалел о своем поступке ни секунды.
– Mister Khodorkovsky! – кричат ему от самолета. Михаил оборачивается и видит, как один из пилотов машет ему рукой.
– Тебе пора. Лучше не задерживайся, а то…
– Мистер Великий и Ужасный может разгневаться? – предполагает Ходорковский, хотя понимает, что лучше промолчать, но мысль о Путине выводит его из себя куда больше, чем полагалось бы.
– Самолет может улететь, – немного обиженно продолжает Дмитрий.
И замолкает. Немецкий пилот вновь зовет его, невообразимо коверкая его фамилию.
– Ответь мне на один вопрос, и я уеду в Германию и больше никогда даже не позвоню. Ты и правда его любишь?
Медведев опускает взгляд, переступая с ноги на ногу, а когда поднимает глаза, то Ходорковский уже знает ответ.
– Значит, и правда любишь.
– Спросишь, почему не тебя?
– Нет. Какая теперь разница…
Ходорковский подхватывает сумку и разворачивается к самолету.
– Миш, – окликает его Медведев, – ты можешь.
– Что?
– Ты можешь мне звонить. Если, конечно, сам на меня не злишься.
Ходорковский улыбается ему мягко и спешит к трапу. Холодный воздух ожигает лицо и шею, но это даже приятно. Когда Михаил устраивается в кресле, он смотрит в круглое окно иллюминатора.
***
Медведев все еще стоит у машины и провожает самолет взглядом.
Пару лет назад Путин признался ему, что для его злости была другая причина. Дело не в чувстве собственности или ревности. Дело было в том, что Ходорковский показал, что кто-то может прийти и забрать Медведева, и Путину будет совершенно нечего противопоставить. Ходорковский был тем, кто изменил все для них.
С тех пор Путин искренне старался чаще встречаться, чаще произносить столь сложное для него «Останься». Они проводят все больше времени вместе, и сперва Медведев даже не задумывается, а уже после, когда все становится очевидно, это уже не имеет значения. Значение имеет лишь то, что, несмотря на возможность выбора, Медведев выбрал его. Ничего, кроме этого, не имеет значения.
URL записиА вообще, я сама не ожидала.
Название: Человек, который изменил всё
Автор: Чудо с желтыми глазами и чуткими ушами
Дисклеймер: данная работа является вымыслом и никакого отношения к реальным людям, в ней упомянутым, не имеет
Пейринг/Персонажи: Путин/Медведев, Ходорковский/Медведев
Размер: мини, 3 297 слов
Категория: слэш
Жанр: драма
Рейтинг: G
Саммари: Истинная причина для ареста Ходорковского неизвестна никому. Возможно, только нескольким людям. Все остальные могут только догадываться.
От Автора: Писалось специально для РПС-битву за Russian politics.
2013 год.
Дело вовсе не в «Роснефти» или в чем-то подобном, это Ходорковский знает наверняка. Он сидит в комнате «для свиданий» и ждет обещанной встречи. Имя посетителя ему так и не назвали, хотя легкое покалывание в правом, сломанном когда-то давно, запястье напоминает о том, что что-то не так. Михаил сидит с закрытыми глазами, прислушивается к шорохам за дверью, к нечетким голосам в коридорах тюрьмы и к вою ветра за окном. Сквозь решетки ему в глаза светит белое, далекое солнце. В комнате на удивление холодно, поэтому Ходорковскому приходится спрятать ладони в рукава и прижать пальцем ноющее запястье. Он знает, кто к нему идет.
Дверь за спиной открывается со скрипом, шаркает об пол искореженным углом, а потом с громким, глухим звуком захлопывается. Есть в этой ситуации что-то драматичное, даже сюрреалистичное: его гость ступает неслышно, и Ходорковский ждет, ждет, ждет, не открывая глаз, пока чужак заговорит первым. Он слышит, как посетитель отодвигает стул, царапая бетонный пол, как садится и пододвигается ближе к краю стола, а потом осторожно складывает руки перед собой, и пуговицы на манжетах пиджака стукаются о столешницу.
И потом его гость говорит:
– Здравствуйте, Михаил Борисович.
Ходорковский открывает глаза, садится прямо, как на бизнес-встрече, и тоже складывает руки перед собой, сжимая бледные худые пальцы в замок. Смотрит прямо в глаза, говорит:
– Доброе утро, Владимир Владимирович.
Десять лет, прошедшие с их встречи, явно пошли Путину на пользу. В газетах, что ему приносили, тот больше не выглядел злым КГБшником на допросе, смотрел мягче и даже улыбался искренней. Путин смотрит на Ходорковского спокойно, его лицо не выражает ни единой эмоции, но глаза. Глаза у Президента злые, сосредоточенные, следят за каждым движением заключенного.
«Я тебя по-прежнему не боюсь», – думает Михаил и уголки его губ чуть вздрагивают в вежливой улыбке. Если бы Путин мог, он бы с огромной радостью его пристрелил – в грудь и еще контрольный, но не может. Демократия.
– И чего же вы хотите от меня, господин Президент?
Вместо ответа и объяснений, Путин просто пододвигает ему листок, который прежде лежал под его левой ладонью. Ходорковский опускает взгляд и читает. Вернее, пытается читать, потому что буковки расплываются со слов «Прошение о помиловании», а дальше вообще сплошные серые пятна.
Его сын звонил ему три дня назад, а прилетал и почти полгода назад. Павел просил, уговаривал, говорил:
– Сдайся, десять лет прошло. Нам хватит денег. У тебя же внучка растет.
Нет, вряд ли сын делал это по указанию или просьбе Кремля, но запястье начинает ныть еще сильнее. Соблазн велик, и острая подпись Путина манит его.
– А взамен что? – подозрительно спрашивает Михаил. Он не верит в добрый Кремль, добрый Кремль отобрал у него «ЮКОС» и десять лет долгой и счастливой жизни.
– Уезжай. В Германию, в США, а еще лучше в Австралию. И не смей возвращаться.
Путин говорит это, выуживая из внутреннего нагрудного кармана ручку и точным, выверенным движением кладет перед Ходорковским.
Это не знак примирения или милости. Они оба знают, что за страшное преступление совершил Ходорковский, и за такое нет слов извинений или прощения. Дело ведь не в амнистии или чем еще Путин собирается оправдать свою щедрость. Вот только у Владимира Владимировича никогда не было привычки объяснять свои решения и поступки, поэтому он вновь зло, но вежливо улыбается и поднимается.
Комната на самом деле небольшая: и пары-тройки шагов хватит, чтобы уйти. Михаил знает, что ему больше нечего терять, Путин вряд ли сможет сделать хуже, чем уже сделал. Он провожает Путина взглядом, поворачивая голову, словно камера слежения у ворот дорогих особняков.
– Десять лет, – говорит Ходорковский, заставляя Путина остановиться у самой двери. – Но оно того стоило, каждого кошмарного дня здесь и в СИЗО. Он того стоил.
Не то чтобы его слова сильно цепляют Путина, но он останавливается, оборачивается к Ходорковскому, и окидывает его презрительным взглядом.
– Ну вот скажи мне, Ходорковский, ты что, правда настолько глуп, чтобы верить, что он так беспомощен, как все думают? Думаешь, ты был бы здесь, если бы он…
Путин замолкает на середине предложения. Невысказанные слова обращаются тишиной и повисают в воздухе. Путин три раза стучит в дверь, и, прежде чем уйти, не оборачивается даже. Ходорковский смотрит на закрывшуюся металлическую дверь пустым, ничего не видящим взглядом и судорожно сжимает пальцы, вцепившись в край стола.
Май 2003 г.
Дело вовсе не в деньгах, на самом-то деле, а скорее в том, что у него пытаются отобрать его компанию, его драгоценный «ЮКОС». Он влетает в кабинет к Путину, злой, как черт, и орет:
– Какого черта вы себе позволяете?
Следом за ним в кабинет вбегает секретарь и пара человек из личной охраны Президента, которая непонятно куда смотрела до. Путин сидит за столом, но на крик даже головы не поднимает, только вскидывает глаза и возвращается к бумагам. Охранники хватают Михаила за руки, пытаются увести, но тот сопротивляется, пытается вырваться из цепких рук.
Голос Путина звучит тихо и спокойно:
– Оставьте нас.
Охранники бросают удивленный взгляд на Путина, но руки разжимают и выходят из кабинета. Ходорковский оглядывается им вслед, убеждаясь, что они ушли и поворачивается к Президенту.
– Знаете, Владимир Владимирович, – Ходорковский зло одергивает сбившийся пиджак, но изо всех сил старается говорить вежливо, – финансирование для Единой России можно было бы попросить и по-другому!
Путин поднимает голову. На его лице приклеена вежливая улыбка, но глаза у него холодные, злые.
– Мне не нужны ваши деньги, Михаил Борисович, – любезно говорит Путин.
– Тогда что вы от меня хотите? – непонимающе и немного растерянно переспрашивает бизнесмен.
– Я хочу преподать вам урок, Михаил Борисович, – Путин смотрит на него, как на неразумное дитя, и тон его становится совершенно учительский – полный терпения и заботы.
– Какой еще урок? – Ходорковский чувствует, как по спине проходит волна жара, это даже не страх, лишь его предчувствие, ожидание беды.
– Я собираюсь забрать у вас «ЮКОС», чтобы вы наконец поняли, как это неприятно, когда трогают то, что принадлежит тебе.
Под конец фразы президент даже перестает пытаться казаться дружелюбным. Он поджимает губы, смотрит на Ходорковского жестко, да и сам выпрямляется весь, расправляет плечи, словно КГБшник, спавший в нем много лет, вдруг решил проснуться. Михаил качает головой и говорит:
– Я не понимаю, о чем вы.
Он действительно еще не знает, но уже смутно догадывается, что, а вернее, кто послужил причиной этого конфликта. Разгадка ясна, но столь маловероятна, что поверить в нее куда труднее, чем догадаться. Ходорковский смотрит на Путина открыто и ждет объяснений. Вместо слов Путин хищно ухмыляется уголком губ и плавным мягким движением поворачивает к Ходорковскому ближайшую рамку с фотографией.
Только в этот момент Ходорковский вспоминает чужие слова:
«Последствия будут ужасными».
И Михаил знает, что так и будет.
2002 г.
Дело даже не в том, что ему скучно среди этих девочек без единой нотки искренности в глазах. Но и это, конечно, тоже. Платон рядом суетится, то исчезает в толпе, то вновь появляется. Михаил зевает, прикрывая рот рукой, но от друга это не укрывается.
– Что, скушно тебе среди холопов, царь-батюшка? – специально коверкая слова, спрашивает Лебедев.
– Скушно, – повторяет за ним Ходорковский
– О! – Платон тыкает его локтем в бок, – Пойдем я тебя с одной из веток власти познакомлю.
– С какой из? – Ходорковский косится на друга, но тот уже тянет его куда-то в толпу.
Они пробираются на другой конец зала, Платон по дороге за руку здоровается с несколькими знакомыми, что-то вежливо говорит и улыбается, Ходорковский же просто кивает. Он не любит заводить «полезные» знакомства, но выбора у него нет.
– И чем же он так знаменателен? – интересуется Ходорковский, пока Платон вертит головой, стараясь найти нужное лицо. Услышав вопрос, Платон оборачивается, а потом качает головой и указывает глазами наверх. Михаил поднимает глаза, а с потолка на него взирают полный набор архангелов Божьих. Миша несколько секунд не понимает, о чем говорит Лебедев, а потом зло говорит:
– Тьфу на тебя! Я чуть не решил, что он о пропуске в рай может договориться!
Платон хохочет так громко, что некоторые оборачиваются на них, но Лебедеву, кажется, наплевать.
– Было бы хорошо, конечно, но нет. Он работает в Администрации Его Величества. Но это официальная версия. А неофициальная: говорят он близко дружит с Его Величеством и может повлиять на обстановку.
Ходорковский лишь заинтересованно хмыкает.
Лебедев подтаскивает его к молодому человеку, который резко выделяется на фоне остальных внешнем видом: вместо стандартного костюма на нем темный свитер, рубашка и джинсы.
– Добрый вечер, Дмитрий Анатольевич, – Лебедев протягивает ладонь, – Вот, я вам познакомиться привел. А это мой друг, Ходорковский Михаил Борисович.
Михаил, не дожидаясь ответа, протягивает руку и поправляет друга:
– Можно просто Миша.
– Я вас знаю, – говорит Дмитрий Анатольевич, – вы глава ЮКОСа, да?
– Да-да, он самый, – улыбается Платон, – А это Дмитрий Анатольевич Медведев, первый заместитель руководителя Администрации Президента.
Тон у Лебедева столь довольный, будто это он занимает эту должность, а не просто представляет выгодного знакомого.
– Можно просто Дима, – Медведев тепло улыбается Ходорковскому, словно старому знакомому, – И вон, кстати, Волошин, – Медведев указывает куда-то за спину Ходорковского. Платон заинтересованно оглядывается, ухмыляется и мельком сообщает:
– Прошу меня извинить, – и исчезает в толпе.
Ходорковский провожает его смешком:
– Деятельный какой!
Медведев смеется. Этот смех заставляет Михаила замереть и прислушаться. Медведев смеется мягко, в уголках глаз образуются морщинки, но лицо, напротив, вдруг становится моложе. Глаза у Медведева необычные: то ли серые, то ли синие, но вокруг радужки становятся коричневыми. Медведев что-то рассказывает ему, и Ходорковский правда старается слушать, но просто не может отвести взгляд.
Они разговаривают сперва о политике, но затем переходят на отвлеченные темы: последняя прочитанная книга, любимая музыкальная группа, место, где Медведев любит проводить отпуск. Михаил спрашивает с истинным интересом, и Дмитрию, кажется, нравится подобное внимание. Через некоторое время Ходорковский не выдерживает и нагло предлагает:
– Дим, – ему все еще непривычно так обращаться к новому знакомому, – а ты не голоден? А то я приехал сюда сразу после работы и ужасно хочу есть.
Медведев опять смеется так, что у Ходорковского сердце замирает. В его постели побывало столько красавиц и красавцев, что он давно потерял счет, но не в одном из них никогда не было столько искренности.
– Я, честно говоря, только «за»!
– Здесь недалеко есть небольшой ресторанчик. Кухня там просто отличная.
Странно, но Медведев соглашается. Они действительно едут ужинать в ресторан, и просиживают там несколько часов, разговаривая. Вернее сказать, говорит в основном Медведев, а Михаил лишь старается не упустить вопросительные интонации, когда Дмитрий что-то спрашивает у него. Прежде чем он понимает что говорит, Ходорковский перебивает Дмитрия и спрашивает:
– Через несколько дней мы едем на охоту в Мурманск, не хочешь присоединиться?
– Я… даже не знаю, охота не совсем «мое».
– Я тоже не люблю охоту.
– Тогда почему едешь?
– Охоту любит Платон, а я еду посмотреть на Северное сияние. Видел когда-нибудь?
Медведев зачарованно смотрит на него и качает головой.
– Вот поэтому я предлагаю тебе съездить с нами. Это удивительное зрелище.
Медведев смотрит на него огромными глазами, которые светятся любопытством и детским интересом, и кивает.
Через четыре дня частный самолет компании «ЮКОС» переправляет их из Москвы в Мурманск, а оттуда – в небольшой городок Полярный на вертолете. И пока Платон и еще несколько высокопоставленных чиновником и богатейших людей России бегают по тайге в попытке застрелить несчастного оленя или зайчика, Михаил стоит рядом с Медведевым. Тот стоит, задрав голову, и смотрит в небо, и Северное сияние отражается у него в глазах.
Ходорковский смотрит и не может отвести взгляд.
Вечером, они долго пытаются согреться у камина, попивая дорогущий виски, и поэтому неудивительно, что Медведев быстро пьянеет. Он сидит весь сонный, мягкий, пока в один прекрасный момент почти засыпает, уложив голову на плечо Ходорковскому.
Лебедев заглядывает в гостиную с явным намереньем позвать их на очередной круг пьянки, но захлопывает рот, увидев уютно устроившихся Мишу с Димой на диване у камина. Платон ловит довольный взгляд друга, ехидно ухмыляется и исчезает, вежливо прикрывая за собой дверь.
Дыхание Медведева касается шеи Ходорковского теплом, и Михаил довольно прикрывает глаза, откидывается на спинку дивана, и, осторожно приобняв Диму, устраивается поудобнее. Медведев что-то бормочет во сне, трется щекой о чужое плечо и, кажется, окончательно засыпает.
После этих выходных они с Медведевым встречаются все чаще. Михаил зовет его то на совместные ужины, то в театр, то на футбольные или хоккейные матчи. Стоит отметить, что футбольные матчи – его любимые. Ходорковский наслаждается восторгом в глазах Дмитрия, когда команда, за которою он болеет, выигрывает.
– Подкинешь меня домой? – спрашивает Ходорковский, после одного из таких матчей.
– А что с твоей машиной? – Медведев шарит по карманам пальто в поисках ключей.
– Не завелась еще с утра, – пожимает плечами Михаил, поправляет шарф и вновь смотрит на Медведева, – так что, подвезешь?
– Да, конечно, без проблем.
Через час они подъезжают к небоскребу в центре Москвы, где у Ходорковского находится один из его любимых пентхаусов с видом на столицу.
– Поднимешься? – спрашивает Михаил ненавязчиво, прежде чем выйти. Сейчас или никогда, решает он для себя. Он не знает почему, но Медведев вдруг соглашается. Дмитрий улыбается ему, и в этой улыбке сквозит такое доверие, что у Ходорковского вдруг руки начинают дрожать, пока он достает ключи. Лифт поднимает их на самый верхний этаж, еще чуть-чуть и до звезд дотянуться можно.
– Красивая квартирка, – замечает Медведев, пока они прогуливаются по огромным комнатам.
– Я хотел, чтобы все, как в кино, было. Ну, знаешь, в американском, которое в девяностые к нам возить начали. Я еще тогда решил, что хочу такую квартиру.
Медведев смеется над этим признанием, но по-доброму, понимающе, словно сам когда-то хотел так же.
– Давай выпьем, – предлагает Ходорковский, понимая, что это единственный способ унять дрожащие колени.
– Я вроде как за рулем…
– Да, ладно! Неужели у первого заместителя Администрации Президента нет денег на такси? – смеясь спрашивает Ходорковский.
Медведев смеется и соглашается. Они пьют белое вино, Ходорковский верен своим вкусам в этом плане. Медведев рассказывает ему о строительстве особняка где-то в Подмосковье, и Ходорковский слушает знакомый голос, осознавая, что влюбился, как мальчишка, так, как человеку его положения не позволяется.
И может, дело именно в этом: в том, как его даже слегка подташнивает от волнения, как эмоции ощущаются комом в горле или щекоткой в солнечном сплетении. Он столько лет был расчетливым и бесчувственным, что сейчас, думает Ходорковский, он может себе это позволить. Михаил не решается действовать до самого последнего мига, когда Дмитрий поднимается и говорит:
– Как бы хорошо мне здесь не было, но уже поздно, и мне нужно идти.
Ходорковский кивает, отставляет бокал с вином, так и не допитым за весь вечер, и идет провожать долгожданного гостя. В гостиной Медведев останавливается, завороженный открывшимся видом ночной Москвы. И Ходорковский пользуется его замешательством. Он подходит к Дмитрию, осторожно, кончиками пальцев касается чужого запястья. Медведев поворачивает голову и смотрит на Михаила своими глубокими глазами с частоколом темных ресниц. И Михаил не выдерживает. Он наклоняется и осторожно целует Дмитрия в самый уголок губ.
– Миш… – выдыхает Медведев, но не отстраняется, что придает Ходорковскому уверенности. Теперь он обнимает Дмитрия за талию, притягивает ближе к себе и целует уже по-настоящему. Только сейчас Дима вдруг ставится осязаемым, существующим, а не далекой полудетской мечтой, до которой дотянуться вряд ли удастся. Но вот, смотри – дотянулся, смог коснуться.
Поцелуй оказывается мягкий, а сам Медведев теплым, податливым и совершенно восхитительным, как кажется Ходорковскому.
Внезапно Дмитрий отворачивается и тихо говорит:
– Нет, Миш, не надо. Нам нельзя.
– Почему? – безразлично спрашивает Михаил, увлеченный исследованием чужой кожи на вкус и запах.
– Последствия, – выдыхает Дима, – будут ужасными.
Ходорковский смеется тихо, но уверенно, целует Медведева в щеку и говорит:
– Наплевать.
И глаза у Ходорковского в этот момент светятся неподдельным счастьем.
Между ними и не было ничего кроме поцелуя, но даже этого достаточно. Ему стыдно повернуться, посмотреть в глаза человеку, чье доверия он так мерзко предал. Путин сидит у него за спиной, за столом, ждет, пока закипит чайник и молчит. Он, конечно же, знает обо всем, это же Путин, глупо предполагать иное, но продолжает молчать.
Дима не собирается оправдываться ни перед Владимиром, ни перед собой – знает, что у него нет ни единого оправдания. Просто… никто никогда не смотрел на него так, как смотрел Ходорковский: жадно, восторженно, с каким-то невообразимым счастьем. Путин никогда так на него не смотрел и не будет.
– Ну, теперь скажи мне: оно того стоило? – спрашивает Путин. В его голосе ни единой нотки злости, или ревности, или чего-то еще, что должно быть в таких случаях.
– Нет, – качает головой Дима. Он не может заставить себя посмотреть в глаза, прикусывает губу и не отводит взгляда он светлого бока электрического чайника. – С тобой всегда было лучше.
Он слышит, как Владимир поднимается со стула. Дмитрию казалось, что морально он был готов к этому с самого начала: что Путин просто встанет и уйдет, но стоит ему подумать об этом, как горло сжимает страх и паника, вот только воспротивиться его уходу Дмитрий тоже не может – заслужил.
Медведев даже немного вздрагивает, когда теплые руки ложатся ему на талию
– Извини меня, – тихо говорит Вова, – ну не умею я быть таким, как он.
– Я думал, это я должен извиняться, – улыбается Дима. Он чувствует, как руки Владимира пробираются под футболку, успокаивающе поглаживают бокам и по пояснице.
– Ты не злишься, – с удивлением констатирует Дмитрий.
– Как я могу на тебя злиться, Дим? – Путин осторожно касается губами сгиба шеи.
Медведев разворачивается, прижимается к Путину и наконец, поднимает глаза.
– Я просто не знал, что мне делать, – совсем уж по-детски оправдывается Медведев, утыкаясь носом в Вовино плечо.
– Ничего, – Путин обнимает его за талию и ласково целует в висок, – Я разберусь.
2013 г.
Ходорковский выбирается из вертолета, чувствуя за спиной злые пристальные взгляды людей в серой форме. Они и сами все серые, с невнятными плавными чертами лица, стоит отвернуться, и тут же не можешь вспомнить ни единой приметы.
– Счастливого пути, – мрачно говорит Михаилу тот, кто в этой шайке за старшего. Правда, звучит это так, что Ходорковский начинает задаваться вопросом, а нет ли в самолете бомбы. Новенькая Cessna выезжает из ангара, поблескивая беленьким крылом.
Ходорковскому потребуется немало времени, чтобы вновь привыкнуть ко всей этой роскоши после долгих лет тюрьмы. Но даже не новенький самолет привлекает его внимание.
Машина стоит у самой взлетной полосы, черная, с красивыми «правительственными» номерами. И там, прислонившись к темному металлическому боку машины, стоит человек, который изменил все.
Ходорковский на секунду замирает в раздумьях, а потом делает шаг навстречу. Медведев кутается в куртку, прячет нос в воротник знакомым жестом и прячет руки в карман.
– Здравствуй, человек, который изменил все, – Ходорковский останавливается от него на расстоянии вытянутой руки. Дорожная сумка оттягивает ему руку, поэтому Михаил опускает ее на темный асфальт.
– Привет, – отвечает Дмитрий и вскидывает на Ходорковского глаза.
Он почти не изменился за эти долгие десять лет, все те же теплые глаза и привычка смущенно улыбаться уголком губ.
– Ты изменился, – говорит Дмитрий.
– Постарел?
– Немного, – усмехается Дима, а потом серьезно говорит: – Мне жаль. Я не думал, что он будет так серьезен.
У Ходорковского слишком много есть всего, что бы он мог высказать Медведеву, но ему совершенно не хочется тратить время. Все эти десять лет, сидя в камере, он думал о том, что произошло. И самым странным было то, что он не жалел о своем поступке ни секунды.
– Mister Khodorkovsky! – кричат ему от самолета. Михаил оборачивается и видит, как один из пилотов машет ему рукой.
– Тебе пора. Лучше не задерживайся, а то…
– Мистер Великий и Ужасный может разгневаться? – предполагает Ходорковский, хотя понимает, что лучше промолчать, но мысль о Путине выводит его из себя куда больше, чем полагалось бы.
– Самолет может улететь, – немного обиженно продолжает Дмитрий.
И замолкает. Немецкий пилот вновь зовет его, невообразимо коверкая его фамилию.
– Ответь мне на один вопрос, и я уеду в Германию и больше никогда даже не позвоню. Ты и правда его любишь?
Медведев опускает взгляд, переступая с ноги на ногу, а когда поднимает глаза, то Ходорковский уже знает ответ.
– Значит, и правда любишь.
– Спросишь, почему не тебя?
– Нет. Какая теперь разница…
Ходорковский подхватывает сумку и разворачивается к самолету.
– Миш, – окликает его Медведев, – ты можешь.
– Что?
– Ты можешь мне звонить. Если, конечно, сам на меня не злишься.
Ходорковский улыбается ему мягко и спешит к трапу. Холодный воздух ожигает лицо и шею, но это даже приятно. Когда Михаил устраивается в кресле, он смотрит в круглое окно иллюминатора.
***
Медведев все еще стоит у машины и провожает самолет взглядом.
Пару лет назад Путин признался ему, что для его злости была другая причина. Дело не в чувстве собственности или ревности. Дело было в том, что Ходорковский показал, что кто-то может прийти и забрать Медведева, и Путину будет совершенно нечего противопоставить. Ходорковский был тем, кто изменил все для них.
С тех пор Путин искренне старался чаще встречаться, чаще произносить столь сложное для него «Останься». Они проводят все больше времени вместе, и сперва Медведев даже не задумывается, а уже после, когда все становится очевидно, это уже не имеет значения. Значение имеет лишь то, что, несмотря на возможность выбора, Медведев выбрал его. Ничего, кроме этого, не имеет значения.
@темы: Суровые будни фикрайтера, вдхнвлнъ, у меня гпс, что делать?
-
-
26.03.2014 в 15:58-
-
26.03.2014 в 16:21А как читателю мне тоже дико приятно, что не мне одной приглянулся